У Цветаевой есть такие строчки: «Восхищенной и восхищённой,/ Сны видящей средь бела дня,/ Все спящей видели меня,/ Никто меня не видел сонной». В них, со свойственной автору категоричностью, отвергается любое состояние призрачной неосознанности, полубытия. Нет никакой попытки скрыться или притвориться сквозь-сон-видящей, ненастоящей. Бесчувственная или «лунатичная» жизнь наяву приравнивается к полуобморочному состоянию души, что никак неприемлемо и недопустимо для автора. У живущей в полной мере души есть всего два состояния: сон и бодрствование, и ничего между ними, ничего средне-неопределенного. Но здесь речь идёт ещё только о душевном (хотя и на высшем, надо полагать, интуитивно приближенном к мистическому уровне) восприятии мира и себя. Скорее душевном, чем духовном.
Редкое качество – предельная искренность даже в
ущерб себе. То, что крайне необходимо, если хочешь увидеть себя таким, как
есть, а не таким, каким ты хочешь себя увидеть. Но чаще всего бывает так, что мы
только прячемся от себя, зарываем лицо в песок чужих ошибок и проявления худших
качеств или же считаем свое положение стабильно удовлетворительным. Не лучше,
но и не хуже других, да и зачем к чему-то ещё стремиться? Вот это и есть то самое
страшное, самое тягостное и сложно преодолимое состояние духовной дрёмы, из
которого так тяжело бывает или почти невозможно выбраться. До тех пор пока уж
что-то совсем невероятное не случится (но это – в лучшем случае).
«Теплохладное» состояние нравственного самодовольства («О, если бы ты был
холоден или горяч!»). Такое скрытое трупное состояние человека при жизни намного
хуже окончательной констатации смерти. Потому что если воскресить (к духовной
жизни) умершего человека ещё возможно, то совершенно невозможно этого осуществить
с человеком, который считает себя живым. Ведь для того, чтобы начать куда-то
двигаться, необходимо определиться, прежде всего, с тем, где ты сейчас находишься.
Оценить обстановку трезво и как бы незаинтересованно. Но если человеку приятно считать, что
он на верном пути, хотя и не видно вокруг ни зги, но путь этот согласен течению
и широк, как Ниагарский водопад, то уберечь его от самого себя и от последствий
собственной недальновидности будет довольно сложно.
Что ещё удивительно - человек почти никогда не
признается до конца в своем неверии даже самому себе, он только смещает
акценты, пытается отодвинуть момент «самокопания», поисков смысла и истины, апеллируя
к чему-то глубоко личному, искренне не подозревая, что чаще всего в силу таких
долговременных отсрочек там ничего и не оказывается. Он желает пребывать одной
ногой здесь, а другой – там, а это ещё никому не удавалось. В том-то и дело,
что духовная жизнь (жизнь в Духе Святом) не знает таких полумер, состояния
полуверы попросту не существует. В Бога невозможно верить наполовину или чуть-чуть.
Ты либо веруешь, либо нет. Когда апостол Пётр усомнился на одну, возможно, долю
секунды, он сразу же начал тонуть. А это даже совсем другое – он-то, что для
всех очевидно, верил, преданно и самозабвенно, так же, как мы самозабвенно
служим своим страстям, боясь в этом даже самим себе порой признаться.
Поэтому же, надо думать, не только «закоренелым»
грешникам было легче принять новую, благую весть, но часто даже и неистовым гонителям
христиан. Самый яркий, конечно, тому пример – апостол Павел. Когда он яростно
преследовал христиан, то был искренне уверен, что служит хорошему делу, был
честен в своих исканиях. Откуда такая покорность и готовность следовать за
Спасителем, куда бы Он ни повелел идти, хотя только минуту назад шёл убивать
Его учеников. "Господи! что повелишь мне делать?" Так, оказалось, что намного
больше вероятности встретить Христа на пути, по которому ты Его гонишь, чем на
окольной дороге, извилисто и ухищрённо ведущей в тупик, в никуда.
Когда Христос обличал фарисеев, Он ведь и это их качество
имел в виду, возможно, в первую очередь – чувство морального самодовольства
(даже превосходства), что означает духовный тупик для человека, стремящегося к
совершенству. Почему и в заповедях Блаженства первыми упоминаются именно «нищие
духом». Осознание своей духовной нищеты – самое большое богатство, которое
человек может приобрести здесь, на земле. Оно же отвергалось тогда фарисеями,
отвергается сегодня теми, кто собою вполне доволен, кто смотрит на себя сквозь сон,
праведниками-от-самих-себя. Без осознания своей испорченности нет никакой отправной
точки, нет никакого смысла для того, чтобы начать исправление. При этом крайне важно
выйти из ложного представления о своем духовном состоянии, отказаться от попыток
самооправдания: если человек грешен, то – весь, независимо от тяжести греха. Невозможность
деления зла на пропорции (равно как нельзя отделить «своё» зло-повреждённость
от «чужого»). Почему и святые не знали сравнительной степени, только
превосходную («хуже всех»), причем нелицемерную. И это понятно. Искренне
покаяние невозможно без осознания своей греховности, из состояния
мнимо-надуманной защищенности от всякого действия греха. А без покаяния
невозможно и спасение. Другой вопрос, хочет ли человек (мир) быть спасен или
нет. Но об этом каждый должен подумать применительно к себе и решить этот
вопрос прежде всего для себя.
